Силты насчет стражи распоряжений не отдавали. Наверное, подразумевали, что даже во сне могут ощутить приближение врагов раньше, чем охотницы.
Марика только кивнула и тут же свалилась в сон.
Она наполовину проснулась, лишь когда Барлог пришла поменяться с Грауэл, и еще раз, когда они снова сменились на часах. Но что при этом было – Марика не помнила абсолютно. В этот момент она видела первый сон.
Темнота. Захламленное помещение. Страх. Слабость и боль. Лихорадка, жажда и голод. Запах плесени и холодная сырость. Но больше всего – боль, голод и страх смерти.
Этот сон был не похож ни на какой, виденный раньше, и от него нельзя было убежать.
В этом сне не происходило ничего. Это было просто состояние, хуже которого трудно себе представить. В кошмарах бывает драка, погоня, неумолимое приближение ужасного, неутомимого, безжалостного. А это было – как жить в сознании мета, умирающего в пещере. Внутри сознания безумного, еле ощущающего течение жизни.
Она проснулась среди запахов, дыма и молчания. Ветер стих. Марика лежала, дрожа, и пыталась понять смысл сна. Мудрые считали, что сны говорят правду, хотя редко буквально.
Но этот сон прошел очень быстро, слишком быстро, и стал просто болезненным воспоминанием.
Грауэл оживила костер и что-то уже варила, когда Марика вылезла из укрытия. Солнце клонилось к закату. Когда они поедят и соберутся, наступит ночь. Марика устроилась поближе к Грауэл, стала поддерживать огонь. Через минуту вылезла Барлог, а силты только потягивались и переговаривались в укрытии.
– Они там, – сказала Барлог.
Грауэл кивнула.
– Сейчас они просто наблюдают. Но они проявятся раньше, чем мы дойдем до крепости.
Грауэл кивнула еще раз.
– Наших ведьм этим беспокоить не надо. Они знают почти все, что можно знать. Это им тоже должно быть известно.
Барлог хмыкнула:
– Сегодня иди осторожно. И держись поближе. Марика, смотри в оба. Если что, сразу падай в снег. Закапывайся поглубже и укройся в нем, если сможешь.
Марика подбросила в костер еще полено.
Потом из укрытия вылезла высокая силта, потянулась, осмотрелась. Подошла к костру и заглянула в котел. И тут же сморщилась. Походный рацион особым вкусом не отличался – даже для привычных к нему охотниц.
Силта объявила:
– Вскоре после заката мы достигнем порогов. Оттуда пойдем по реке – там легче всего идти.
Барлог в стороне объяснила Марике:
– Вот так мы шли на восток. На реке куда легче, чем в лесу, где не знаешь, что лежит под снегом.
– А лед выдержит?
– Он сейчас несколько футов толщиной. Выдержит все что угодно.
Грауэл сказала так, будто силты здесь и не было.
– Там есть несколько широких мест, где нас видно за мили. И несколько узких мест, идеальных для засады.
Она подробно описала Марике, что ждет впереди.
Силта явно была раздражена, но ничего не сказала. Вышла вторая и спросила:
– Готов этот котел?
– Почти, – ответила Грауэл.
После отдыха даже старшая силта проявила некоторое расположение к работе. Она стала сгребать снег, стараясь сделать место ночевки менее заметным.
Грауэл с Барлог переглянулись, но не стали ей говорить, что это работа зряшная.
– Пусть верят, во что хотят верить, – сказала Барлог.
Высокая силта это услышала и посмотрела с озадаченным видом. Никто из трех Дегнанов не сказал, что все это бессмысленно, так как кочевники уже знают, где они.
В эту ночь Клык поднялся рано на свой долгий небесный путь от Гончей, которая отставала от него ненамного. Путешественницы дошли до реки как раз к восходу второй луны, отбросившей вторые тени. Снова силты хотели ускорить шаг. Но на этот раз Барлог и Грауэл не дали себя подгонять. Они шли в собственном темпе, с оружием в лапах, внимательно глядя вперед. Марика чувствовала, как они напряжены.
Силты тоже почувствовали и, быть может, поэтому не стали настаивать, хотя было ясно, что они считают подобную осторожность потерей времени.
Так оно, казалось, и было, потому что, когда взошло солнце, оно застало их невредимыми, не вступившими ни в какое соприкосновение с врагами, которые, как считали охотницы, крадутся по их следам.
Но Грауэл и Барлог не были готовы признать ошибку. Они верили своим инстинктам. И организовали стражу в течение дня.
И днем тоже не случилось ничего. Только Марика видела сон.
Тот же самый, но все же другой. Та же теснота, боль страх, темнота и голод. Те же запахи, холод и сырость, Но сейчас она ощущала и осознавала больше. Она когтями процарапывалась куда-то вверх, карабкалась в темноте на гору, самую высокую гору в мире. Она теряла сознание, плакала, но никто не отвечал, и она, казалось, теряла ощущение реальности. Лихорадка накатывала и проходила, и когда она накатывала, Марика видела то, чего не могло быть. Какие-то сияющие шары, светящиеся черви, полупрозрачные мотыльки размером с избу, одинаково легко пролетавшие сквозь воздух и землю.
Зимнее дыхание смерти обжигало затылок.
Если бы только выбраться наверх, к еде, к воде, к помощи!
Ее тихий плач встревожил Грауэл, она разбудила Марику и стала чесать за ухом, пока та не успокоилась, не перестала дрожать и всхлипывать.
В этот день температура воздуха чуть поднялась и продержалась до ночи. С потеплением пришел снегопад и резкий ветер, рычащий по всей долине до самой развилки, швыряющий в лицо жгучие льдинки. Путешественницы соорудили себе маски. Грауэл предложила укрыться в снежной пещере и переждать худшее. Силты отказались. Единственной для них причиной остановки что в бурю, что без нее мог быть страх заблудиться. Здесь такого шанса не было. Если они отклонят реки, то полезут вверх. А еще – напорются на деревья на склоне.